Е. А. ГОЛОВКИНОЙ
Мил<остивая> гос<ударыня> графиня Катерина Александровна!
<ельст>ву единственно потому, что болезнь моя не допустила меня лично с вами объясниться. Сие тем паче нужным почитал я, что изустные требования г<осподи>на Скворцова о возвращении назад мальчика, на которого ваше сият<ельст>во дали мне крепость, которого в продолжение нескольких лет я воспитал и выучил, почел я собственною выдумкою г<осподи>на Скворцова или домашних: ибо он сказал, что сие делается по неотступной просьбе лакеев ваших, братьев Александры, но, получа вчерась письмо вашего сият<ельст>ва, спешу сим почтеннейше ответствовать.
<ельст>ву угодно знать, кому мальчик Александр принадлежит; он принадлежит мне с того времени, как угодно было вам дать на него крепость; а потом изволите спрашивать, что я из него сделал. Во все время продолжал я его учить музыке у капельмейстера Сарти в намерении иметь для управления маленького хора, а когда с летами его и учение довершится, если благодарность его будет порукою вперед за доброе поведение его, то дать ему свободу на некоторых для него же полезных условиях: поелику безвременное увольнение послужило бы к пагубе его таланта и его собственно. Наконец, угодно вам спрашивать: «Могу ли я иметь его у себя?» — если это на время, так как я и понимал, то я приказание ваше тотчас исполнил и послал его к вашему сият<ельству>, как скоро за ним прислали, по возвращении сказал он мне, что он вас не мог видеть. Из чего вторично я подумал, что в этом деле мешаются более посторонние внушения и прихоти, нежели собственная ваша воля, основанная на чувствах благородных и справедливости. Сие самое убеждение мое не допустило меня подумать, чтобы желание ваше было взять у меня безвозвратно отданного мне мальчика, не приняв во уважение, что я воспитал его под собственным моим смотрением, что сей труд известен каждому, желающему воздержать от подлых понятий и поступок подлого человека, что на сие я потерял много времени и труда в надежде пользоваться плодами учения моего. И, наконец, по окончании учения сего лишиться сих надежд и самого воспитанника от той же самой руки, которая вручила мне молодость его под видом подарка. Я не забыл, милост<ивая> государыня! что вам неугодно было принять от меня за него денег при совершении крепости. Что же касается до издержки, которую ныне предлагаете заплатить мне за учение его, то я смею донесть вашему сият<ельст>ву, что этого мне никто заплатить не может, я скорее с сердечною благодарностию сам внесу за него деньги, нежели приму оные от кого ни есть, потому что за труд воспитания мне заплатить непристойно, за учеников посторонних Сарти брал в год по полторы и по две тысячи, о чем можете узнать от г<осподи>на Хлебникова и прочих. Я ему денег не давал, но дарил его картинами, он учил его заплатою дружбы, а я на учение сие терял свои к нему услуги, случай и время, которое для меня всех денег дороже. Вот, милостивая графиня! истинная исповедь души мой; не грешен я еще ни двояким словом, ни двояким поступком, а менее еще перед вашим сиятельством. Привыкши с удовольствием питать почтение к особе вашей, и с сим сердечным чувствованием, равно как и с преданностию беспредельною честь имею быть.
—1821), графиня, урожд. Шувалова — московская аристократка.
— управитель Е. А. Головкиной.
— крепостной Е. А. Головкиной, подаренный Н. А. Львову и воспитывавшийся им (см. о нем в письме Н. П. Яхонтову от 10 сентября 1796 г.).
—1802) — итальянский композитор и дирижер, с 1784 г. жил в России.
— видимо, статский советник Василий Михайлович Хлебников (1742—1803).